ПЕРВОЕ ШКОЛЬНОЕ СОЧИНЕНИЕ

СМЕШНЫЕ ЛЮБОВИ

Второкласснице Асе задали написать сочинение. Первое сочинение в жизни! Вот к чему привели титанические усилия учительницы — она таки научила толпу разнообразно одаренных детей писать. И теперь она коварно начинает эксплуатировать это умение. Диктанты и доклады уже давно пишем, теперь вот — сочинение, так и до конспектов недалеко.
Тема для сочинения взята глубоко «личностная»: надо написать «Что я люблю», опираясь на одноименный рассказ Драгунского.
Вообще, Драгунский — симпатичнейший автор. Я хорошо помню его еще по своему детству. Тогда мне нравилось, что его рассказы такие домашние, про настоящих живых обормотов. К тому же они были совсем непохожи на жития советских святых — книги про Володю Дубинина, Зою Космодемьянскую и Гулю Королеву. На фоне безупречных детей из «Тимура и его команды», бодрых пионеров из «Васька Трубачева» и перфекционистов, которые только притворялись хулиганами, из повести «Витя Малеев в школе и дома» Денис и Миша были такими на редкость нормальными и симпатичными, что я с удовольствием перечитывала рассказы Драгунского лет до двенадцати.
Но сейчас ситуация с детскими книгами изменилась, и я не понимаю, совсем не понимаю, зачем дети должны читать рассказы Драгунского и в первом классе, и во втором, тем более что перед первым классом они были заданы на лето и прочитаны от корки до корки. После первого класса они снова почему-то были в списке рекомендованного чтения на лето. Да еще я сама, как назло, в свое время скачала эти «Денискины рассказы» и записала их на диск среди прочих аудиосказок, так что Ася еще в пять лет неплохо знала все эти истории. Ну надоело же!
Положим, в пять лет «Денискины рассказы» казались Асе забавными и трогательными, я помню, как раз именно рассказ «Что я люблю» вызвал интерес и фонтанирование фантазии по Мишкиному образцу: «Я люблю манную кашу и котлеты, и конфеты, и мороженое, и…» — целый продуктовый магазин.
Но в восемь лет, в разгар предподросткового негативизма (негативизм у Аси не прекращается никогда, началось все с негативизма годовалых, когда Ася освоила слово «нет»), чтение в десятый раз истории про манную кашу вызывает скучливую ухмылку знакомого с жизнью, практически взрослого человека. В следующий раз ей будет интересно это читать, когда она сама кого-нибудь родит. Тогда она обнаружит, что Мишка и Денис — это дошкольный вариант братьев Бабицких из «Зависти» Олеши. Мишка — жизнерадостный монстр. «По утрам он поет в клозете» — это про Мишку в будущем. Мишка — будущий хозяин жизни, большой босс. А Денис — хилый интеллигент, обреченный на выпрашивание у этого самого босса грантов на свои узкоспециальные научные исследования. Но Ася всего этого еще не знает. И ей скучно.
В общем, условия для начала великого пути будущей бумагомарательницы не слишком хорошие. Тем не менее сочинение-то написать надо.
Ася сразу сказала, что она, в отличие от Дениса, строгать не любит и к лани с розовыми копытцами совершенно равнодушна. Что рассказ ей в целом не нравится и что писать сочинение на тему «Что я люблю» — это идиотизм и хвастовство. Что она лучше напишет, чего она — не любит. Тут мы вспомнили с ней Высоцкого и при?шли к выводу, что нам уже залезли в душу, а плевок — вопрос времени. После продолжительных препирательств я предложила Асе просто рассказать мне, что она любит, я запишу, а потом уж она сама выберет, что из этого списка она готова рассказать миру — то есть классу и учительнице.
Тут и началось самое интересное. Я молчала, изредка задавала наводящие вопросы. А Ася вдохновенно рассказывала, что она любит. Я торопливо записывала.

ТЕНИ ОТ ДЕРЕВЬЕВ

— Я люблю делать из карандашной стружки одежду для пластилиновых человечков.
— Я люблю смотреть в окно, когда солнце освещает окна дома напротив.
— Я люблю лежать в море на спине, как морская звезда, и тихонько шевелить пальцами рук и ног.
— Я люблю слушать сказки, мять пластилин и делать из него героев этих сказок. (Тут я поняла, откуда у нее на столе целая толпа хоббитов и каких-то непонятных греков. Попадаются и циклопы. Все дело в аудиосказках — «Хоббит» и «Одиссея».)
— Я люблю рисовать линии, у которых есть настроение — веселые и грустные, нежные и страшные.
— Я люблю закручивать тесто в улитки и делать из него печенье-буквы. (Положим, нечасто ей приходится делать печенье — я с подозрением отношусь к моей нынешней духовке в газовой плите белорусского производства и не пеку уже год.)
— Я люблю сидеть под душем и фантазировать.
— Я люблю придумывать овощной замок. (Точно, игра в овощной замок — наше дорожное развлечение последние года три. Мы идем, и Ася занудно придумывает башни из огурцов, стены из свеклы и картошки, пол в гостиной из арбузных корок, кровать из тыквы, простынки из укропа. У меня в этом замке уже есть, наверное, целое крыло королевы-матери, там штук двадцать моих комнат, которые я придумывала себе сама.)
— Я люблю рисовать акварелью ветер.
— Я люблю собирать красные кленовые листья, но только красные.
— Я люблю стричь кукол, а из их волос делать парики для пластилиновых человечков. (Ася тщательно скрывала свою склонность к парикмахерскому делу, потому что куклы у нас в основном при своих волосах.)
— Я люблю быть с мамой, когда она не занята, не ругается и не в плохом настроении.
— Я люблю, когда бабушка варит компот из вишен. (А я, наоборот, люблю консервированный компот из магазина.)
— Я люблю тени от деревьев весной.
— Я люблю играть с Бабасей в корабль. (Бабася — это Асина прабабушка. Они играют в корабль часами. На это время Ася просит меня уйти, чтобы я не мешала, я счастливо уношусь по своим делам, так что, в чем заключается игра, я так и не знаю.)
— Я люблю читать старые книжки, те, которые уже читала. А новые — не люблю.
— Раньше я любила сидеть в школе под партой, но теперь я уже слишком большая.

ХОББИТ С ГРИБАМИ

Ася явно выдохлась и отказывалась что-нибудь еще любить. Я попыталась похвалить ее за поэтичность некоторых желаний и получила по носу от юной негативистки: «Ненавижу все поэтичное! Я обычный ребенок! Не хочу любить красивое!» Я кротко сказала, что ее сочинение — ее личное дело и она с легкостью может добавить в список всего любимого половину ассортимента ближайшего гипермаркета, как это сделал бы Мишка, если бы Драгунский знал, что такое гипермаркет. В общем, Ася выбрала самые неяркие примеры своей любви к миру, нарисовала в качестве иллюстрации почему-то хоббита, окруженного грибами и цветами, и сочинение было благополучно вручено учительнице.
А я осталась при списке того, что на самом деле любит моя дочь. Тени от деревьев весной. Я тоже их люблю, когда листьев еще нет, но почки уже набухли. Красота. Что бы там ни говорила эта девочка, претендующая на обыкновенность. Список — в семейный архив. В мемориз, фактически.

Ксения Долинина

ОКУПАЕМОСТЬ СПОРТА: ЭТО РАЗ

Футбольный клуб «Арсенал» объявил о результатах своей коммерческой деятельности за 2007 год. Прибыль клуба составила 40 миллионов фунтов стерлингов.
Это не слишком много. Ежегодные доходы мадридского «Реала» ныне порядка 250 миллионов евро. Немногим меньше зарабатывает «Манчестер Юнайтед». Другие «гранды» отстают, но и их навары исчиляются десятками миллионов. У рядовых западных клубов бухгалтерия поскромнее, но доходы все равно превышают расходы.
Доходы складываются из многих граф: спонсорские контракты, отчисления от продажи прав на телетрансляции, билеты, атрибутика, премии за победы.
Сами по себе спортивные результаты обеспечивают меньшую часть денежных потоков. Победитель Лиги — в том невозможном случае, если он по дороге к финалу выиграет все матчи, — может заработать 27 миллионов евро. В реальности все матчи никто не выигрывает, барыш победителя не превышает двадцати миллионов.
Напомню, что петербургский «Зенит» купил в текущем сезоне «под Лигу» португальского атакующего полузащитника Данни — за 30 миллионов евро. «Бомжи» не окупили бы эту сделку, даже забив «Ювентусу» и «Реалу» по восемь безответных мячей.
В Петербурге ныне можно услышать кощунственный по местным меркам вопрос: а прилично ли болеть за ТАКОЙ «Зенит»? Команду, которая, по устойчивым слухам, шла к прошлогоднему чемпионству под прикрытием «административного ресурса» одного газового гиганта. Команду, которая швыряется деньгами.
Вопрос, конечно, риторический: большинству болельщиков безразлично, как куются победы, а принципиальное меньшинство философски отвечает, что «Газпром» — заведение временное, а «Зенит» — на века.
Ответ может быть и другим: «Зенит» вовсе не одинок, в России практически весь спорт — не экономика, а пиар. Футбольные команды убыточны все без исключения, существуют милостью задорных купцов или тщеславных губернаторов. Примеров, когда после отставки губернатора летел в тартарары региональный футбол (баскетбол, хоккей, крикет), пруд пруди.
Есть, разумеется, объективные трудности, мешающие развитию спортивной российской экономики. Цены на билеты на «Ак Барс» при всем желании не задрать до уровня цен на «Нью-Йорк Рейнджерс»: нет у потенциального посетителя столько денег. Суммы телевизионных контрактов и непрозрачны, и малы, да и покупают российские первенства в основном российские телеканалы, в то время как, скажем, английскую футбольную Премьер-лигу смотрит весь мир.
Все это усугубляется причинами субъективными, «человеческим фактором». Логика экономики: пусть сегодня клуб не окупится, но нужно, во-первых, всеми разумными способами минимизировать убытки, а во-вторых — выстроить такую управленческую структуру, которая позволит окупиться завтра.
Увы, тем же самым губернаторам или президентам национальных республик, вроде Башкирии и Татарстана, ни к чему руководствоваться логикой экономики: деньги они берут не из собственного кармана, а из бюджета. «Рубину» 50 лет — какая, извините за выражение, экономика?! Надо выигрывать чемпионат. А выстраивать клуб на будущее, вкладываться в эффективную инфраструктуру — оно, во-первых, скучнее, чем получать медали и кубки, а во-вторых, неизвестно ведь, что будет завтра. Придут злые дядьки из ФСБ и национализируют клуб в свою пользу. Нефтяная труба лопнет, деньги в западных банках сохранятся, а волейбольный клуб с собой не увезешь. Так что зачем развивать, скажем, рынок атрибутики: пока он малодоходен, а «потом» может и не настать.
Так что, пока общество не будет уверено в завтрашнем дне, российская экономика обречена быть затратной.

ОТДОЕННЫЙ «АДИДАС»: ЭТО ДВА

Впрочем, как говорил Михаил Горбачев, «не будем нагнетать». Эффективные собственники в российском спорте потихоньку появляются (чаще всего ставится в пример принадлежащий Михаилу Прохорову баскетбольный ЦСКА и гендиректор этого клуба Андрей Ватутин), и примеры удачных административных решений все же встречаются. Вот, скажем, в сентябре Российский Футбольный Союз подписал с компанией «Адидас» спонсорский контракт на 100 миллионов долларов — до 2016 года. Помимо денежных знаков «Адидас» будет обеспечивать формой и прочими причиндалами сборные России всех уровней, а также будет отчислять пять процентов от продажи футболок. И выходы России в финальные турниры чемпионатов мира или Европы будут дополнительно премироваться.
У «Арсенала», правда, подобный контракт — 250 миллионов на 10 лет, а у «Барселоны» — и того круче: почти 200 на 5 лет. Но смотря с чем сравнивать! Клубы, во-первых, играют в 10 раз чаще, а во-вторых, предыдущий наш контракт, с «Найк», был меньше в 15 раз.
Причина такого взлета, честно сказать, в «гонке вооружений» между «Найк» и «Адидас». Спорт становится все более выгодной рекламной площадкой, цены растут сами, подобно маслятам в грибную погоду. Но, тем не менее, отечественные менеджеры часто ухитряются про… как бы сказать… проспать самые выгодные (не для себя, для страны!) предложения, а тут не проспали. Молодцы!

ТОРГОВЛЯ ЛИЦОМ: ЭТО ТРИ

Раньше мы не знали, сколько зарабатывают звезды. Теперь газеты и эфир полны сведениями о «50 самых богатых» и слухами о сумме контракта того или иного героя. Точные сведения и теперь скрываются, официально никем не подтверждено, что зарплата Аршавина 3 миллиона евро, но понятно, что она примерно такова или даже уже больше. Для большинства из нас такие цифры — чистая абстракция, что-то вроде расстояния до Марса: согласитесь, будь он втрое длиннее или в полтора раза короче, лично вам от этого ни жарко ни холодно. У Аршавина, конечно, много денег, но не завидовать же ему, в самом деле.
Впрочем, не так давно биатлонный комментатор Дмитрий Губерниев возмущался, что биатлонисты бегают и стреляют каждый день, а денег зарабатывают сильно меньше футболистов, которые играют раз-два в неделю. Нелепо, казалось бы, ставить богатство в прямую зависимость от затрат чистого труда, но мнение Губерниева тогда вызвало неожиданно широкую поддержку «простых болельщиков». Во всяком случае, в интернете.
Ушедшим летом футбольный мир взбудоражили слухи о возможном переходе Криштиану Роналду из «Манчестера» в «Реал». Мадридцы предлагали за смазливого португальца 100 миллионов евро, с личной зарплатой что-то вокруг 15. Можно представить, как разозлились любители биатлона.
В этой связи показательна заочная дискуссия, произошедшая на страницах (экранах) сайта «Спорт сегодня» между обозревателем Дмитрием Навошей и звездой белорусского футбола, игроком «Барселоны» (в прошлом году — «Арсенала») Александром Глебом.
Вот что пишет Навоша: «Начальная фаза трансферной саги Роналду застала меня в Непале — самой нефутбольной стране (178-е место в рейтинге ФИФА — ниже Палестины, Мальдив и Таити). И даже там я регулярно встречал лик Криштиану Роналду на рекламных постерах, а его имя — на футболках (пусть пока и нелицензионных) уличной пацанвы. Португалец является сегодня одним из самых узнаваемых футболистов мира — и игрокам, скажем, „Хетафе“, даже всем скопом, никогда сопоставимой известности не достичь. Предлагая за Роналду 100 миллионов, „Реал“ оценивает в эту сумму не только пару резвых ног и креативную голову. Он оценивает в эту сумму новую долю рынка, которую сумеет, в случае покупки, разом отхватить».
В общем, можно сравнить футбол, например, с кинематографом. Не факт, что Леонардо ди Каприо — хороший актер, но публика его любит, а потому гонорары его огромны. Зарплаты футболистов определяются законами шоу-бизнеса; и Навоша полагает, что они будут продолжать расти.
Вскоре на сайте появилась раздраженная заметка Александра Глеба о том, что «футбол перестает быть шоу-бизнесом» и самые дорогие состоявшиеся трансферы — например, переход защитника Алвеса из «Севильи» в «Барселону» за 32 миллиона — связаны не с «постерными» фамилиями, а с игроками, которые должны обеспечивать спортивный результат. Пафос этого сообщения совершенно понятен, но, конечно, с тем, что футбол не должен быть шоу-бизнесом, согласиться невозможно.
Футбол в частности и спорт вообще — не просто шоу-бизнес, а идеальный шоу-бизнес, поскольку в нем помимо профессионализма лучших продюсеров и стилистов действует и Его Величество Случай.
Футбольный матч лучше самого гениального фильма тем, что судья может совершить чудовищную ошибку, а Дель Пьеро — долбануть под перекладину из центрального круга.

Алан Казарин

Пир перед чумой?

Толпа футбольных болельщиков может быть не диким зверем, а ласковым животным

Финал последнего чемпионата Европы по футболу смотрели на экране, установленном в берлинском Тиргартене, что-то вроде миллиона человек. Ну, или полумиллиона. Бывают ситуации, когда статистика бессильна.

Миллион или даже полмиллиона — это население нескольких средних городов.

И столько вот людей одновременно на улице, примерно в одной точке.

Будто это революция какая или Второе Пришествие.

Жизнь в европейских полисах в недели крупнейших футбольных форумов, раз в два лета, вообще крепко задирает тормашки.

Все кафе, даже не имеющие в мирное время телевизионных приемников, обзаводятся этим достижением цивилизации, развешивают проекционные экраны, докупают столов и стульев для улицы.

С балконов и из окон свисают флаги всех цветов радуги.

Флагами окутываются и автомобили, а в случае победы того или иного флага автомобиль потом гудит до утра, бессмысленно гоняя по улицам и переулкам, обитатели которых не слишком-то и злятся на охальников: что делать — футбол.

В Питере на Дворцовой большой экран пока подзажали (страшась повторения московского опыта: 8 лет назад после трансляции на Красной площади игры «Япония — Россия» фанаты учинили погромы тверским витринам и парковкам). Но праздничные марши по Невскому после международных побед «Зенита» и выигрыша сборной у Голландии в четвертьфинале Евро-2008 имели вполне европейский формат. Да, толпа, но не толпа-зверь, а толпа — ласковое животное. Карнавал, а не бардак.

В Европе уличные футбольные карнавалы в нынешних масштабах — относительная новинка. В 1998 году после победы Франции на улицы вышло больше народу, чем, например, в 1968-м: для начала в рамках единоразового ликования. Для Германии переломным, по моим наблюдениям, стал ЧМЯК (чемпионат мира в Японии и Корее, 2002), когда в турнире такого масштаба впервые участвовала Турция. И не просто участвовала, а побеждала направо-налево, заняв в результате третье место. После каждого успеха земляков турки, коих в Германии превеликое множество, выходили из кебабных, седлали четырехколесных друзей и гудели бесконечными колоннами, пока не заканчивался в баке бензин, а в клаксоне — гуделкина жидкость. Немцы, которые тогда вышли в финал, посмотрели-посмотрели на восточных братьев — и ну копировать турецкий опыт. Гудели они поначалу пожиже и поробче, но через два года освоились, а через четыре уже сама Германия принимала мундиале: со всем вытекающим фестивалем, рекордом по продаже знамен, всегерманским дефицитом гуделкиных жидкостей и ежевечерним братанием наций.

Проблема болельщиков-вандалов при этом как-то сама по себе рассосалась: драки случаются, но не больше, чем после турниров по раскладыванию пасьянса «Мария-Антуанетта».

Именно на примере немцев колумнист газеты The Financial Times Саймон Купер писал перед финалом последнего Евро о «Празднике проигравших»: «Выиграет Германия финал у Испании или проиграет, немецкие болельщики не станут сильно переживать. Подобный сдвиг в сознании происходит и у болельщиков других сборных. В футбольной истории начинается новый этап». Смысл в том, что прагматическая победа-во-что-бы-то-ни-стало в глазах публики ныне менее привлекательна, чем веселое и красивое поражение. Футбол — пусть и самая главная, но всего лишь игра. Праздник. «Представление о футболе как заменителе войны осталось в двадцатом веке».

«Не-война» — это точно. В многонациональной вокругфутбольной толпе и впрямь охватывает совершенно особая — плавная, мягкая, даже «тихая», несмотря на децибелы, — эйфория. Даже кажется, что счастье — есть. Умиротворение. Вечность. Спорт вообще модель вечности: вот эта инвалидная бабушка завтра отбросит лыжи, а теннисный турнир в Санта-Мухосраньелло продолжится. Вот какого-то числа какого-то года и я двину к коням, а динамо-рига и сокол-киев встретятся в финальной серии за кубок Жугдэрдимэдийна Гуррагча, и будет раздосадован водитель, которому моя похоронная процессия преградит дорогу на стадион.

Сосиски и пиво — уж на что, казалось бы, мерзость, а и то и другое кажется вкусным.

Такой апофеоз европейской сказки. Все друг друга любят. У турков в витринах немецкий флаг рядом с турецким: чего поделать — две родины. Толпа, как уже было сказано, испускает не агрессию, а тепло. Нажать на энтр — и наступит золотой век.

На самом деле, конечно, все не так радужно. Праздник, он на то и праздник, что он — не будни. Сильно от них отличается. Сбычей европейских мечт пытались объ?явить мировую победу Франции-1998, когда сборная была составлена из игроков семи с половиной цветов кожи, но все мы знаем, какие сейчас во Франции фокусы с разноцветными поджигателями машин. В Европе хватает и экономических и социальных проблем, а расовые и религиозные накапливаются и, отвернись Высший Судия пописать с облачка, могут развернуться в самую короткую секунду. И сколько продлится эпоха ногомячных карнавалов-биеннале? В прошлый раз было здорово, в этот раз — тоже, в следующий раз будет еще лучше… а вот через раз? Учил ведь поэт, что вечно любить невозможно.

Максим Соколов, известный журна?лист-бука, весьма скептично относящийся к «мультикультурности», так комментирует текущую фестивальную практику: «Более чем полувековая belle epoque, похоже, идет к концу, то там, то сям слышится подземный гул… Дефицитная сегодня непредсказуемость может перейти с культурно-имитационных на самые что ни на есть базовые предметы, у торжеств и бед народных явятся иные поводы, а нынешние футбольные треволнения окажутся невозвратной приметой счастливого довоенного прошлого». Опасения вполне основательные, но всегда ведь хочется верить в лучшее.

В то, что роковой порог еще не перей?ден, а в разных народах и воли к миру, и любви к ближнему достанет, чтобы сохранить на нашем маленьком континенте пиво, сосиски, кебабные и розыгрыши континентальных первенств.

Как знать, может, футбол и впрямь поможет — уроками праздничной толерантности.

Вячеслав Курицын

Известно, что гормоны счастья сильно влияют на повышение рождаемости. Через девять месяцев после окончания чемпионата мира-2006 по футболу в роддомах Германии можно было наблюдать удивительное явление. Доктор Клике, шеф главного родильного дома города Касселя, рассказал:

Можно смело говорить о настоящем буме. Рост показателей рождаемости на 10-15% при стабильной статистике — это настоящая сенсация. Такой скачок ровно через девять месяцев после футбола только на первый взгляд кажется удивительным. Но все просто: при хорошем настроении легче забеременеть.

Госпожа Клапп, врач и научный сотрудник в медицинском центре Шарите в Берлине, регистрирует совсем другие цифры. Именно в Шарите рожала радистка Кэт из «Семнадцати мгновений весны». И автор этого материала, кстати, тоже.

У нас прирост всего на три процента по сравнению с предыдущим годом. Может быть, мы отстаем от остальной Германии потому, что среди наших пациенток большинство составляют турчанки, жительницы окрестных кварталов, а Турция-то не принимала участия в этом чемпионате! Зато вот у коллег в районе Нойкельн прирост 11%.

Первый ребенок, зачатый во время чемпионата мира, родился шестимесячным 11 февраля 2007. Его мама долго пыталась забеременеть. Почти отчаявшись, решила обратиться за помощью к искусственным средствам оплодотворения. Но тут начался чемпионат, был взят отпуск и куплено много пива, чтобы уже не отходить от телевизора. О продолжении рода и думать забыли. Доктор Клике и тут все может объяснить:

Эйфория, царившая во время игры, не заканчивалась вместе с финальным свистком. Нам кажется, что во время чемпионата «получилось» именно у тех пар, кто давно и безнадежно пытался завести детей. А из-за футбола все заботы и печали, страхи и бытовые проблемы просто ушли на задний план. Осталось одно желание — быть друг с другом.

Скептики считают, что гормоны счастья вообще ни при чем. Просто весь народ, чуть выпив и развеселившись, предавался сладостным утехам чаще и неосторожней. Ведь ничто так не способствует оплодотворению, как некая доля легкомыслия. Берлинец Педро, муж молодой мамы Дорте, вспоминает:

Ну, не знаю, после какой игры это произошло, наверно, Дорте знает лучше. Но я хорошо помню этот чемпионат. Просто классное время. Тепло, хорошо, мы по-простому наслаждались жизнью. Но ребенка мы запланировали, если честно, еще до чемпионата.

Дорте утверждает, что все было совсем иначе. Как-то раз смотрела она футбол с друзьями в одном из кафе Пренцлауер Берга. Детей там было не меньше, чем взрослых, ведь этот район Берлина по рождаемости пару лет назад вышел на первое место в Европе. Вот и приходится все время оправдываться, почему один ребенок, а не два и больше:

Друзья спросили, почему мы не рожаем второго, а я им ответила, что я бы и хотела, да вот Педро не хочет. Один из друзей удивился: я вот смотрел вчера с Педро футбол, так он мне говорил, что не против. Прошла всего пара дней, и представьте: Педро мне заявляет, что если я хочу еще детей, то он готов.

А вот у Лауры — одной из самых красивых женщин Берлина — все произошло прямо как в сказке. Чемпионат мира по футболу открывался матчем между Коста-Рикой и Германией, поединком между двумя «родинами» Лауры, ведь она — наполовину немка, наполовину костариканка. 9 июня 2006 года, в день открытия, Лаура устроила большую вечеринку: арендовала пустовавший зоомагазинчик неподалеку от дома, на одной из стен натянули простыню и проецировали на нее матч с домашнего компьютера. Лаура праздновала не только открытие чемпионата:

Это чудесное совпадение, Коста-Рика против Германии, а ведь именно сегодня день рождения! Моя мама костариканка, а отец — немец. Я пригласила всех еще за полгода вместе со мной смотреть футбол. Такой повод для праздника! У нас были костариканские болельщики и немецкие — мы праздновали и смотрели футбол, кричали и смеялись. Хорошо, что Германия выиграла, иначе как бы это было: хозяевам — и сразу проиграть…

Ну, и что же было потом, дорогая Лаура?

А что потом? Не совсем хорошо помню. Как бы это сказать…

Тот вечер оказался матчем с абсолютным попаданием.

И Лаура «в тот же вечер понесла»…

Немецкие психологи считают, что чемпионат превратил Германию в огромное поле любви. В тысячах кафе сидели, стояли и висели зрители перед огромными экранами. Берлинцы выносили технику и стулья на улицы и проецировали матчи прямо на брандмауэры. При совершенно латиноамериканской погоде у Брандербурских ворот на «футбольной миле», именно там, где много лет подряд проходил Love Parade, люди пили и смотрели футбол. Болтали, флиртовали, гуляли дни-ночи напролет и так далее.. Гости, многочисленно «понаехавшие» изо всех стран мира, были милы и благосклонны. Потом их еще долго вспоминали девушки окрестностей: «А помните африканцев? Ну, этих, с барабанами? Ах, какие были славные» — «А шведы? Помните? И пили мало, и красавчики что надо». Как пелось в одной совершенно приличной песне: Think local, fuck global!

А Лаура 9 месяцев спустя в законном браке родила дочь. И назвала ее Лейобой, что на старонемецком — Либе, Любочка, Любовь. Футбольный чемпионат в Германии, походивший на бразильский карнавал по форме и всемирный интернационал по содержанию, давно закончился. Остались его дети.

Екатерина Петровская