Практически одновременно в разных издательствах вышли книги одного из самых знаковых детских писателей советской поры — Л. Пантелеева. Эти переиздания снабжены обширными комментариями, текстологическими и историческими справками, с проработкой авторского архива и для нового читателя — взрослого и сомневающегося.
Прозу Л. Пантелеева (1908–1987, настоящее имя — Алексей Иванович Еремеев) стабильно печатают вот уже девяносто лет, в каждом десятилетии находя в этих текстах что-то созвучное современности. Основные детские произведения автора с ярко выраженной идеей победы добра и справедливости (рассказы «Буква „ты“», «На ялике», «Маринка», всем знакомый — «Честное слово») приятно перечитать в любом возрасте и ненавязчиво подсунуть своему ребенку для обдумывания. В основном малую прозу писателя выпускают в сериях «для самых маленьких»: с большими красочными буквами и нарочито детскими иллюстрациями. А вот читательская судьба главного произведения Л. Пантелеева, написанного в соавторстве с Григорием Белых, — «Республика ШКИД» — стала меняться. Нынешние издания повести о хулиганах и беспризорниках времен Гражданской войны «взрослеют», обогащаются комментариями, а уровень иллюстраций поднимается от лубочных к авторским.
Л. Пантелеев, Григорий Белых. Республика ШКИД. — М.: Издательский проект «А и Б», 2015. Иллюстрации А. Журко, комментарии Д. Козлова, М. Тереховой и Д. Дименштейна
Полуавтобиографическая повесть «Республика ШКИД», написанная 18—19-летними авторами, бывшими беспризорниками, вечными бунтарями, больше не кажется детским детективом или приключенческой книгой: это настоящее произведение в жанре нуар.
Ветер и дождь попеременно лизали каменные стены опустевшего училища, выкрашенные в чахоточный серовато-желтый цвет. Холод проникал в здание и вместе с сыростью и плесенью расползался по притихшим классам, оседая на партах каплями застывшей воды.
Болезненность Л. Пантелеева будто бы сыграла свое дело: от головокружительных описаний бросает в дрожь. Названия главок остры, как сенсационные материалы в прессе. Повествование захватывающее и вместе с тем страшноватое. В середине 1960-х интерес к «Республике…» возрос благодаря вышедшему фильму Геннадия Полоки с Сергеем Юрским в одной из главных ролей. По настоятельным просьбам Л. Пантелеева, который лично адаптировал повесть под киносценарий, экранная «Республика ШКИД» должна была быть обязательно черно-белой. Так и сняли, но нуара не вышло. Единственное, что удалось передать на таком же уровне, как в повести, — яркие характеры героев, от главных к второстепенным. «Республика ШКИД» богата отнюдь не типичными персонажами. Каждый — живая фигура, биографический портрет. О сопоставлении «правды художественной и простой» рассуждают в блестящих информативных послесловиях нынешнего издания Дмитрий Козлов и Марина Терехова.
Дмитрий Козлов: «Жизнь Пантелеева — конспект изломанной советской истории. Потеря отца после революции, скитания в годы гражданской войны, угроза попасть под каток сталинских репрессий или погибнуть от голода в первую блокадную зиму. И уже в мирное время — смерть любимой жены и болезнь единственной дочери. Скольких ломали куда меньшие испытания. Пантелеев выдержал все. Когда читаешь его поздние статьи, многие из которых до сих пор не опубликованы, поражаешься ясности мысли, честности и интеллектуальному мужеству человека, их написавшего. Несмотря на все испытания, выпавшие на его долю, он сохранил свою веру и свои убеждения — идеалы, отступление от которых он не прощал ни другим, ни, в первую очередь, себе. Такой стойкости и достоинства недоставало многим современникам писателя, в наше время нехватка этих качеств ощущается никак не меньше».
Л. Пантелеев. История моих сюжетов / Сост. Самуил Лурье. — СПб.: СПб ОО «Союз писателей Санкт-Петербурга», Геликон Плюс, 2015. В книге использованы фотографии из архива Кальницких-Пугиных
В судьбе Л. Пантелеева принимали участие многие выдающиеся личности. О его публикациях хлопотали лично Максим Горький, Самуил Маршак, Корней Чуковский. Л. Пантелеев много переписывался с Даниилом Хармсом. Люди, окружавшие писателя и помогавшие ему, словно сошли с литературного олимпа. Да и он сам делал верный выбор. Так, писатель завещал свой архив блистательному литературному критику Самуилу Лурье с просьбой публиковать только то, в чем нет ни грамма лжи. Результатом такого соглашения стал выход сборника «История моих сюжетов» — последней книги, подготовленной Лурье.
Из предисловия Самуила Лурье: «Дело в том, что Л. Пантелеев был не советский писатель. Потому что Алексей Иванович Еремеев был не советский человек. Поскольку презирал агитпроп, ненавидел госбезопасность и веровал во Христа.
Но работал он — формально, да и фактически — как любой подцензурный автор, — на агитпроп. Ненависть — скрывал. Веру — тщательно таил. <…> Вместе с тем — он надеялся на свою литературу. Что раз он старался не допустить в нее ни атома лжи и зла, она послужит истине и благу. И что за это читатели будут его любить и не сразу забудут».
В сборник вошли несколько текстов Самуила Лурье, мемуары сестры Сергея Довлатова Ксении Мечик-Бланк о дружбе с дочерью Л. Пантелеева Машей и ее трагической судьбе, воспоминания Леонида Романкова, который был знаком с писателем на протяжении многих лет, а также полная посмертная библиография Л. Пантелеева, подготовленная критиком Никитой Елисеевым.
Ощущение от подборки рассказов — мистическое. Полусловом, полукивком, тихим взглядом «ткутся» произведения Л. Пантелеева. В основном он пишет о мальчишках, их крутых нравах романтических героев, склонности к юношескому максимализму и идеализму. Но главное — интонация, абсолютная искренность, доверительность.
Л. Пантелеев. Повести и рассказы / Предисловие Татьяны Клапчук. — М.: Никея, 2014
Повесть «Верую…», представленная в книге, — это произведение-завещание, которое автор не мог издать при жизни и просил подготовить к печати через три года после своей смерти, что и осуществил Самуил Лурье. В 1990 году отдельные главы из повести вышли с довольно прохладным предисловием Владимира Глоцера, бывшего секретаря Корнея Чуковского и Самуила Маршака. Нынешнее переиздание рекомендовано к публикации Издательским советом Русской православной церкви.
Из предисловия Татьяны Клапчук: «Редактор журнала „Костер“ попросил Пантелеева написать рассказ „на моральную тему“: о честности. „Я было подумал, — писал потом Еремеев, — что ничего путного не придумается и не напишется. Но в тот же день или даже час, по пути домой стало что-то мерещиться: широкий приземистый купол Покровской церкви в петербургской Коломне, садик за этой церковью… Вспомнилось, как мальчиком я гулял с нянькой в этом саду и как подбежали ко мне мальчики старше меня и предложили играть с ними „в войну“. Сказали, что я — часовой, поставили на пост около какой-то сторожки, взяли слово, что я не уйду, а сами ушли и забыли обо мне. А часовой продолжал стоять, потому что дал „честное слово“. Стоял, и плакал, и мучился, пока перепуганная нянька не разыскала его и не увела домой“. Многим знаком сюжет рожденного из этих воспоминаний рассказа „Честное слово“. Произведение встретили настороженно: блюстителям коммунистической морали показалось, что герой в своих представлениях о том, что такое хорошо и что такое плохо, опирается на собственное понимание чести и честности, а не на то, как они истолкованы в коммунистической идеологии. Рассказ в итоге все же напечатали, но подозрения эти были не случайны. Пантелеев, опасаясь вслух заявлять о своих убеждениях, нашел возможность выразить то, что было у него в душе, используя эзопов язык. Это был его способ, пусть и не явно, за ширмой, „поставить свечу на подсвечник“. Во многих его рассказах и повестях, опубликованных в советскую пору, просматривались христианские мотивы. Правда, заметить это могли только те, кто исповедовал ту же веру».
Впрочем, дело не только в православии. Большинство настоящих решений требуют от человека смелости или безрассудства. Автор верил в силу духа, честность и любовь к ближним, проповедуя то, что в любых ситуациях важно оставаться людьми.