«Сначала была Ольга Краузе и только через 15 лет стали появляться Земфира, Ночные Снайперы и т.д. Эти появились уже в эпоху шоу-бизнеса, когда артиста раскручивают за деньги. А Ольге уже было за 40 и ее посчитали неперспективной. Потом, когда ее, совершенно непрактичную в житейских делах, оставили без дома и средств существования, долгие годы мытарств, выживания и полного забвения и, только в 2004 году, она снова вернулась на сцену.
Ольга Краузе настоящий поэт, живущий за пределами расчета и практицизма. Не мудрено, что у нее нет ни своего дома, ни счета в банке. Это настоящая перелетная птица, для которой важнее, чем дышать, петь и быть услышанной. Ее творчество и сегодня интересно и молодому, и старшему поколению.»
Текст подходящий — автор, наверное, коллективный.
Мы познакомились на презентации ее книги прозы «Отпетая жизнь».
Ольга Краузе — вообщем, уже классик, хотя и не намного старше меня.
А с виду — она вообще совсем какой-то пацан. То есть, я как художник по костюмам, пыталась ее превратить в нечто напоминающее Софью Парнок.
То есть, пыталась подвинуть в строну кружевных жабо, бархатных курточек и рассыпанных кудрей.
Даже срезала ее панковскую косичку на макушке, и припрятала.
Потому что у меня с Америки осталась привычка — все, связанное с классиками, в результате можно продать коллекционерам.
Но как только Краузе вышла из под моего влияния и умотала на зимние гастроли, она опять вернулась к своему панковско-хипповскому стилю.
Весной и летом ездит по Питеру на самокате.
А влияние у нас явно было друг на друга: мы ведь сестры по цеху — обе из работников песни.
Ольга гениально играет на семиструнке, и мы с ней несколько моих песен записали. Ее собственные песни я люблю, среди них есть несколько удивительно прекрасных. И ни кого не похожих.
Голос ее такой, который называется «надтреснутый» — мне очень нравится.
Между тем Ольга Краузе, помимо всего прочего — поэт, и всегда на концертах читает стихи. «Помимо всего прочего» — потому, что Ольга еще и отличный художник, причем художник-самоучка, у нее врожденное чувство линии.
Вот тут много разной информации про Ольгу.
Сайт: http://www.olgakrauze.ru
ЖЖ: http://olg-krauze.livejournal.com
Проза.ру: http://www.proza.ru/texts/2006/10/16-362.html
Стихи.ру: http://stihi.ru/avtor/olgakrauze
Вконтакте: http://vkontakte.ru/id78472997
Романсы в исполнении Ольги:
А вот — стихи этого года:
Берег далекий
Берег далекий, он где-то рядом,
он закодирован древней печатью.
А может я под столетним проклятьем.
Тужится-квохчет Курочка Ряба,
чтобы снести золотое яичко.
Как же еще в этом мире ей выжить?
Сколько на свете Клоунов Рыжих
так и мечтают свернуть шею птичке.
Берег далекий, он где-то рядом,
там не бывает зим и морозов,
там я не сдохну от передоза
этого белого-белого яда.
Белого-белого, чтобы забыться,
чтобы вернуться в сон изначальный
там, где поет Белый Клоун печальный,
где я летаю вольною птицей.
Я помню, я знаю,
мне снилась Благая Весть.
Там, где-то, летают
где-то там, но не здесь.
Повеяло весною
Избушку нашу замело
по самую макушку.
И было все белым-бело,
но солнце желтой стружкой
сверкнуло в окна и уже
затенькала синица.
Весны заоблачный сюжет
тебе, я знаю, снится.
Ты жмуришься, ты ни за что
не хочешь просыпаться.
В сенях, в ведре, вода со льдом,
и ночью минус двадцать.
В глазах до боли надоел
пейзаж зимы, но все же
синица тенькает, удел
зимы она тревожит.
Там, под сугробами трава
взойти уже готова.
Не спи, любимая, вставай!
Богатая обнова —
хрусталь сосулек над крыльцом
играет чудным блеском.
Вставай! Алмазное кольцо
за дальним перелеском
пробило стынувший родник
водою ключевою.
И все яснее солнца лик,
повеяло весною.
Машина погибель
Мимо-мимо длинного забора,
Там, в конце, дощечку ковырни.
За бурьяном не увидят вора
Спят собаки мы с тобой одни.
А, что мамка с папкой станут плакать,
Так не стоит верить их слезам.
Извелись, куда бы дочку сбагрить,
А тут я ворую тебя сам.
За тебя приданого не надо
Сладки ночи с милою вдвоем
Алы губы будут мне наградой
Эх, давай, уедем и споем.
А ты ври, да не завирайся
Говори, да не перебивай
Где гулял вольготно Стенька Разин,
Туда ходит городской трамвай.
Геть на мамку с папкой наговоры
Я у них кровиночка одна.
Сманишь девку, станет с тебя вора,
Мне натура скрозь твоя видна.
Я ж ни в жизнь родителей не брошу,
А уйду, так с милым под венец
Защити меня Великий Боже,
Шибко сладко заливал подлец.
Соблазнилась Маша уговорам
Злому вору сердце отдала
Под каким она теперь забором
Свою гибель верную нашла.
Про слово
Словом можно убить,
Словом можно спасти,
Словом можно полки за собой повести.
/Вадим Шефнер/
Слово может убить, слово может спасти,
Слово может полки за собой повести.
Про любовь и про ненависть, и про обман…
Словом рубят с плеча, за словами в карман
шарь, не шарь, не поможет карманный словарь.
Если нет больше слов, на душе дым и гарь.
По карманам не лазь,
если мерзость и грязь,
Если пошлый намек
и утерян платок,
А злодейский навет
убивает любовь. И доверия нет
никому, никому.
Что слова, если даже себе самому
Ты не словом, ни делом не сможешь помочь.
Помраченье души — не любовная ночь.
Дездемона забьется, как шейка тонка…
Но безжалостно сдавит стальная рука,
та рука, что способна была приласкать
за платок. У кого эту тряпку искать?
Ядовитого Яго свершен приговор.
Мирно ружья висят, но однажды затвор
щелкнет раз и уже не укрыться нигде
это ты своим словом кого-то задел.
Эллинский этюд
Боги! Снимите свои золоченые шлемы,
стрелы разящие плотно забейте в колчаны!
Пляшут над городом длинные, черные тени.
Это пожар не войны, а любви беззаветной,
жаркий огонь от светильника страстной Психеи,
что пожелала увидеть любимого тело.
Кто нам сказал, что Психея ослепла? Психея прозрела!
Просто потом, все, что было с немилым — постыло.
Если покинул Амур, что ей в жизни осталось?
Мир, это тьма, если нет в нем любимого рядом.
Образ любимого в памяти свет не иссякнет.
Вечная ночь, помоги ей хранить эту память.
Надежда
Женщина,
имя твое Надежда.
Скрещены
наши с тобой дороги.
Трещина,
пропасть и мы не боги.
Но мы шагнем.
И, покуда нежно
будет трепать нам волосы
горный ветер,
и заливаться смехом
вдогонку птицы,
там, на дне пропасти,
острые камни встретят,
и неизбежная участь
вдвоем разбиться.
Что же ты рвешься за мной
в эту ночь, там утро
больше уже никогда-никогда
не наступит.
В отблеске лунного марева
перламутра
некогда долго гадать,
кто, кого, как любит.
Женщина,
имя твое Надежда.
Скрещена
дальше одна дорога.
Вещая
каркнула нам ворона.
Грешная
память закрыла вежды.
Будто бы не было прошлого,
было все не со мною,
черного, белого, пошлого…
В пропасти, с головою
смою осенними ливнями,
огненным листопадом,
яркой, единой линией,
вкусом твоей помады.
Женщина!
Пусть оборвется сердце.
Я щенок
в жарких твоих объятьях.
Бешено
хлещет подолом платья
Женщина.
И никуда не деться.
Не полет
Настя снилась ему — он летал с ней над бездной.
Вот тогда он решил, и сказал, как отрезал:
«Я женюсь! И со мною Вы, мама, не спорьте!»
И ушел, прихватив свежей выпечки тортик.
Настя так поняла, что он с нею серьезно,
без бутылки явился средь ночи морозной,
все вздыхал и терзал сигаретную пачку,
и пришлось доставать из буфета заначку.
Не успел опустеть от настойки графинчик,
расстегнула она свою блузку и лифчик.
Ну, о чем толковать, коль само все решилось?
Вот она перед ним та, которая снилась!
Завтра рано вставать,
так что пусть по-скорее
все случится и спать.
До утра не жалея
ни себя, ни его
раззадорилась Настя,
потому, что поверила
в женское счастье.
А ему в эту ночь, ну совсем не леталось.
Он пытался, но женщина в страсти металась.
Он вонзился в нее и ногами задрыгал…
«Разве ж это полет?!!» — думал он. Как-то мигом
испарилось любовь — это ж тонкое дело!
И жениться на Насте уже не хотел он.
Как бы сразу уйти и, на первом трамвае,
ломануться домой. Что же скажет он маме?
А Настасья сопела, визжала, кряхтела…
Он скользил — ее тело, зачем-то, потело.
Все повторится
В слезинке из глаз там, где небо течет наизнанку,
полянку накрыл предрассветный промозглый туман.
Обман эта жизнь. И другая жизнь тоже обман —
Залетным орлам, затаившимся кобрам приманка.
Но, кролиководства учебник до дыр прочитав,
усвоим одно: размножение смерти подобно.
И станем мечтать о бессмертии в мире загробном.
И души коростой изъест эта злая мечта.
Мы снова костры разведем, возведем эшафоты.
От Имени Сверху решим кому в Ад, кому в Рай.
И капелька крови блеснет с золотого пера.
И слово родится, и медом наполнятся соты.
И все повторится. И, да не иссякнет река
людского потока всех рас, тысяч вер и повадок.
Так, под барабанную дробь мирового парада,
ведут исчисления, делят мгновенья века.