- Майя Кучерская. Ты была совсем другой: одиннадцать городских историй. — М.: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2017. — 350 с.
Майя Кучерская в предисловии к одному из первых своих произведений «Современный патерик» называла книгу радостью общения с читателями. Новый сборник рассказов «Ты была совсем другой» свидетельствует о том, насколько близко писатель знает свою аудиторию. Кучерская говорит с ней о самых сокровенных, будто по секрету рассказанных переживаниях.
Сборник носит подзаголовок «Одиннадцать городских историй». Москва в этих рассказах не просто место действия и даже не метафора, объясняющая внутреннее беспокойство героев. Москва — это город-психотерапевт, к которому каждый из них невольно обращается за помощью. Врач лечит всех по-своему: кому-то прописывает прогулки по паркам и набережным, другим назначает неожиданные и болезненные встречи, а кого-то просто молча слушает, стараясь облегчить боль.
Помимо города, присутствующего почти во всех рассказах, сборник объединяет несколько хорошо уловимых особенностей. Характерная черта всех произведений — осознанная авторская недосказанность. В конце истории «Обними меня» ждешь кульминации, с невообразимой жадностью переворачиваешь страницу, чтобы узнать, догадается ли девочка, что по страшному совпадению ее папа… Но за этой страницей — ничего. Конец. Читатели даже не узнают, кто эта самая «ты», которая была совсем другой.
В историях Майи Кучерской с удивительной точностью раскрываются чувства человека. Рассказчик видит, как дается ответ на самый главный в жизни вопрос, как страхи воплощаются в реальность. Он словно застает героев в момент духовного откровения. Опустошительное одиночество испытывает мама, которая смотрит, как любимая дочь собирает чемодан, чтобы отправиться учиться в Америку. Или отец, обувающий маленькую дочь, которую ему позволено видеть один раз в бесконечно длинную неделю.
С наслаждением он надевал на дочку зимние сапожки, складывал в выданный Настей пакет туфельки, завязывал белую шерстяную веревочку шапки под шеей и шарф, Ляля все покорно терпела. Блаженство, впервые коснувшееся его под дочкин смех на спектакле, все длилось, и Лялин плач его не нарушил, лишь слегка осолил.
Герои не относятся к какому-то особенному типу личности. На страницах сборника — обычные люди, нуждающиеся в сострадании. Это тот самый мужчина, который очень быстро шагает по Арбату и случайно задевает вас плечом. И та девушка, укутанная в шарф по самые брови, что стоит рядом с вами на автобусной остановке. Или мама, которая приводит своего сына поплавать в бассейн. Ну и, конечно, тот неприятный водитель, уже неоднократно подрезавший вас на дороге. Припоминаете?
Обычные люди — что может быть интересного в их жизни? Только представьте, что тот мужчина выполняет предписания своего психотерапевта и двигается по маршруту на специально нарисованной карте, чтобы его покинула тоска по первой любви. Та промерзшая насквозь девочка не может забыть, что завалила экзамен. А мама приводит сына в бассейн, чтобы увидеть тренера, бросившего ее, влюбленную по уши, много лет назад. Ну а лихач на дороге — сын, желающий порадовать больного отца, который так любит быструю езду.
Истории с настоящими героями, о которых Майя Кучерская говорит на языке любви и безусловного понимания, — это громкий призыв к тому, чтобы увидеть другого человека, разглядеть боль, которую каждый из нас носит в себе. И тени осуждения нет ни на одном персонаже, как бы он ни жил, что бы он ни делал. Все герои любимы своим создателем.
Язык произведений — феноменальный мастер-класс для начинающих писателей. Если вы когда-либо бывали на открытых лекциях Майи Кучерской, то помните, как она в присутствии слушателей создавала художественный мир текста. В рассказах Майи гармонично сплетаются и цвет, и свет, и запах, и тактильные ощущения. Пейзажи, предметы и действующие лица настолько живы и объемны, что от простого созерцания становится тепло.
Сквозь папиросную бумагу ванильного цвета просвечивало что-то лазурное. Рощин сунул пальцы внутрь — подушечки ткнулись в гладкое, тонкое. Он подцепил и вытянул ткань — тонкую, почти прозрачную, бирюзовую, в мелких темно-голубых загогулинах, потащил и вытянул краешек, аккуратно обстроченный такой же сияющей бирюзовой нитью. Шейный платок? Шарф? Из шелка?
В некоторых рассказах прямая речь специально не оформляется. Возвращаешься к предыдущей странице, чтобы выяснить, кто задал тот самый вопрос всей жизни, и не понимаешь: нет привычных кавычек, тире и поясняющих слов.
Что ж ты меня с собой не позвал? Говорил, жить не можешь. А уехал и жил. Да куда, Надь? Ехал наугад, то ли найду работу, то ли нет… Но сказать «до свидания» ты мог? Да я сказал, что ты? Нет, правда, не сказал?
Но вопрос уже задан и ответ тоже прозвучал. Остальное — неважно. В тексте нет жалостливой или сентиментальной интонаций. Проза Кучерской спокойна и ясна.
Каждый рассказ, даже каждый абзац, способен вызвать такой душевный отклик, что хочется отложить книгу, закрыть глаза и попытаться справиться с откровением, свидетелем которого только что стал. Сопереживая героям, мы невольно отождествляем себя с ними: деликатно затрагивая важные темы, автор ненавязчиво подталкивает к размышлению, к осмыслению своей скорби через истории людей, которые нуждаются в любви и сострадании. Может быть, мы, как и герои, получим исцеление.